29 мая в Турции пройдут массовые празднования в честь 563-й годовщины завоевания Константинополя турками-османами под предводительством султана Мехмеда II Фатиха, что стало днем уничтожения Восточной Римской империи и рождения империи Османской. Городские власти Стамбула сообщили, что в этом году над подготовкой торжественных мероприятий работало 1200 человек. Начнется все на пристани Йеникапы, где с использованием 3D-технологий будет представлена реконструкция морской атаки турецкого флота на город. Обещаны также театральное шоу, выступление труппы 563 янычар и воздушная акробатика «звездного соединения» ВВС Турции. На торжествах собираются присутствовать президент Турции Реджеп Эрдоган, премьер-министр Бинали Йылдырым и мэр Стамбула Кадир Топбаш. На фоне строгих мер безопасности, говорится в пресс-релизе мэрии, через 150 ворот для участия в празднестве будут пропускаться граждане — муниципальные власти рассчитывают, что придет около 1 миллиона человек.

Создатели Турецкой республики, начиная с 1923 года, уделяли важное значение празднованию падения Константинополя, это событие считалось ключевым моментом в истории становления турецкого национализма. Но торжества все-таки носили светский характер. Однако в мае 2013 года Эрдоган, на тот момент — премьер-министр Турции, во время закладки фундамента нового автодорожного моста через пролив Босфор в Стамбуле назвал время христианских императоров в Византии «темной главой» в истории. По его мнению, в XV веке после завоевания Константинополя мусульманами наступило «время Просвещения». И «сегодня мы продолжаем писать историю», подчеркнул турецкий лидер, что, по мнению ряда экспертов по внешней политике, добавило к светскому национализму религиозный оттенок: ликвидация Византийской империи как победа ислама над христианством.

Но настроения греков перед падением Константинополя были разными. Широко известны слова византийского флотоводца, великого дуки Луки Нотараса: «Я предпочитаю увидеть царствующей в городе турецкую чалму, чем латинскую тиару». При этом сам Нотарас после захвата города турками был по приказу султана обезглавлен вместе со своим четырнадцатилетним сыном. Отметим и другое. Если правящая константинопольская элита в культурном отношении была эллинской, а в христианском — придерживалась халкидонского учения о двуединой богочеловеческой природе Христа, то входящие в состав империи народы Сирии и Египта не принимали эллинизм, равно и мусульмане для этих монофизитов были еще большими монотеистами, чем халкидониты. Так что представить взятие Константинополя «победой ислама над христианством» будет преувеличением.

В Евангелии от Иоанна приводятся такие слова Господа: «Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». Вот и в этом случае падение Византийской империи принесло много плодов, причем, разных. Так, американский подполковник Ральф Петерс, автор знаменитой геополитической фантазии о Большом Ближнем Востоке, выступил недавно в таблоиде New York Post со статьей, где, упоминая обстоятельства нападения крестоносцев на Византийскую империю в начале XIII века, что послужило одним из решающих факторов ее падения в 1453 году, замечает: «Венеция воспользовалась Четвертым крестовым походом, чтобы ограбить христианский Константинополь, в результате получив огромное богатство и влияние. Она также разрушила защитную стену, отделявшую Европу от ислама, что обернулось семью веками джихада (который продолжается и теперь, после недолгого перерыва)». И, действительно, вплоть до XVII века европейским монархам приходилось тратить немалые усилия на то, чтобы обороняться от наступательных действий Османской империи, а следующие три века ушли на вытеснение турок из региона.

Это взгляд военного эксперта из США. А чем крушение Византии стало для будущей Российской империи? Любопытное совпадение. 29 мая одновременно с празднованием падения Константинополя Стамбульский аукционный дом выставит на торги оригинал десятистраничного дополнительного соглашения к Кючук-Кайнарджийскому миру. Как отмечает турецкая газета Habertürk, «по этому мирному договору, подписанному в 1774 году после нашего поражения в войне с Россией, в которую мы вступили в 1768 году, нам пришлось признать, что Крым полностью ускользает из наших рук. Дополнительное соглашение, о котором идет речь, было заключено позже и регулировало порядок прохождения российских кораблей через проливы. Кючук-Кайнарджийский мир, заключенный в период, когда в России правила царица Екатерина II, а в Турции — Абдул-Хамид I, стал первым соглашением, которое Османская империя была вынуждена подписать, признав свое поражение перед одним государством. Кроме того, с тех пор этот договор превратил Россию в один из крупнейших источников нашего беспокойства. Отныне Россия, которой мы ранее неоднократно наносили поражение (прежде всего в ходе Прутского похода во времена правления Балтаджи Мехмед-паши), выступала перед нами как сильное государство, а мы проигрывали практически каждую битву, в которую вступали с русскими, вплоть до трагедии в Сарыкамыше во время Первой мировой войны».

Поскольку история не знает сослагательного наклонения, зададимся вопросами. Допустим, Византийской империи удалось бы отбиться от турок и вернуть себе былую мощь. Когда в таком случае на Руси появилась бы автокефальная, то есть — независимая, Православная церковь и можно ли было в принципе говорить о патриаршестве, не говоря уже во влиянии в православном мире? А что с движением Москвы на юг? Где бы установились эти границы? Смогла ли Русь стать Российской империей, выйти на берега Черного моря, учредить Новороссию, получить Крым? Был ли вообще в этой ситуации когда-нибудь актуальным вопрос о проливах и выходе в Средиземное море русского флота? И насколько далеко от нас оказались бы Закавказье и Ближний Восток? Безусловно, устоявшая Византийская империя переписала бы историю России и нашего народа. Но в какую сторону? Какие бы геополитические проекты рождались бы тогда в Москве, да и рождались бы они в принципе?

Падение Константинополя дало в итоге простор русской фантазии и ее устремленности к выходу далеко за пределы собственной страны, привитию на эту славянскую дичку имперской римской культуры. И нельзя сказать, чтобы Россия оставалась неблагодарной своим учителям. Проекты существовали разные, иногда, возможно, слишком самонадеянные, как, например, тот, о котором в первое воскресенье Великого поста 1918 года в проповеди в Храме Христа Спасителя говорил митрополит Антоний Храповицкий (цитируем по номеру «Церковных ведомостей» за 15/28 апреля 1918 года): «…Да, год тому назад, мы, все русские люди, надеялись на то, что сегодняшнее Торжество Православия мы будем справлять уже вместе с ними (Русской Галицией — С.С.)… Но и этим не ограничивались наши надежды и молитвенные желания… Россия должна была занять проливы Черного моря, но не покорять себе священной столицы великой Византии, а восстановить это священное государство наших отцов и учителей по спасительной вере Христовой, т. е. греков, а себе приобрести отечество всех истинных христиан, т. е. Святую землю, Иерусалим, Гроб Господень, и соединить ее широкой полосой земли с Южным Кавказом, заселить те святые места добровольными русскими переселенцами, которые ринулись бы туда в таком изобилии, что в несколько лет обратили бы Палестину и Сирию в какую-нибудь Владимирскую или Харьковскую губернию, конечно, сохранив все преимущества того полумиллиона христиан и их пастырей, которые доныне уцелели еще там от турецких насилий».

Трудно представить, как идеи митрополита Антония могли бы воплотиться в жизнь, однако нельзя и совсем исключать того, что Византийская империя в новом качестве и новом виде по итогам Первой мировой войны при иных обстоятельствах снова появилась бы пусть не на политической карте, но как идеологическая надстройка на месте Османской империи. Впрочем, история еще не завершила свой полный круг, а на Ближнем Востоке все очень быстро созревает и растет. Поэтому, вспоминая вместе со всеми падение Константинополя, будем устремлены не только в прошлое, но и в будущее, ожидая, что оно нам предвещает.

Станислав Стремидловский

ИА REGNUM