За год с лишним я сказал и написал о феномене Дональда Трампа достаточно, чтобы не повторять тех общих слов, которые были уже сказаны мною и многими другими.

О том, что победил кандидат, осмелившийся выступить против истеблишмента, против которого играла вся американская пресса, почти вся американская социология и большая часть элиты обеих партий. О том, что победил кандидат, решившийся быть резким, неполиткорректным, не заискивающим перед феминистками – и в то же время принципиальным в отказе от риторики враждебности к России.

О том, что победил кандидат, сказавший американским рабочим, что выставит таможенные и миграционные барьеры, тем самым вернув им работу. Все это уже, по счастью, стало общими словами.

Из обобщений следует сказать о том, что перед нами настоящий поворот мировой истории – в США, стране, описанной Алексисом де Токвилем в работе «О демократии в Америке», произошла революция против базового тезиса этого классика политической мысли:

«Постепенное установление равенства условий есть предначертанная свыше неизбежность. Этот процесс отмечен следующими основными признаками: он носит всемирный, долговременный характер и с каждым днем все менее и менее зависит от воли людей; все события, как и все люди, способствуют его развитию».

Как минимум с XVIII века и до начала XXI мы существовали в этой токвилевской вселенной, где изобретались все более и более изощренные способы установления равенства, а еще точнее – уничтожения всех видов неравенства.

Начиная с устранения противоестественного неравенства, такого как рабство и крепостничество, неравноправие сословий и т. д., продолжая формальным выравниванием через право голоса для женщин, улучшения экономического быта бедных классов, ликвидации неграмотности, и наконец, заканчивая извращением идеи равенства – неравенством ради равенства, аффирмативной моделью демократии, когда некие подлинные и мнимые исторические несправедливости в отношении некоторых социальных групп выравниваются предоставлением им привилегий и запретом на их критику.

В этот период демократия как воля большинства преобразуется в коалицию меньшинств, классическим примером которой была та коалиция, которая стояла за Хиллари Клинтон. Эта коалиция смогла сформировать арифметическое большинство.

Трампистская революция в понятной карте. Красные стрелочки - графства прибавившие голосов за республиканцев по сравнению с Ромни в 2012.

«Человек большинства», возглавивший «мятеж белых» (как выразился один чернокожий эксперт на CNN), сумел собрать лишь меньшинство голосов, но политическая система страны, не случайно именуемой «Соединенные Штаты Америки», преобразовала это меньшинство в подавляющее большинство по штатам.

Так демократическая система защищает себя от господства одного или нескольких мегаполисов (такой феномен тоже описан Токвилем – применительно к Франции с ее подавляющим господством Парижа).

Знакомство с подробностями электоральной географии, представленными «Нью-Йорк Таймс», показывает, что Трамп – президент сельской и пригородной Америки. Нет ни одного крупного города, где Клинтон не выиграла бы с подавляющим, двукратным, а то и пятикратным, как в Новом Орлеане, перевесом.

Даже если взять глубоко «красный» южный штат, такой как Теннесси, то в столице стиля кантри – Нэшвилле, равно как и на родине короля рок-н-ролла, в Мемфисе, победила Клинтон. И напротив, если взять непоколебимо «синий» штат, такой как Иллинойс, то он окажется весь «красным», кроме мегаполиса Чикаго.

Просто в масштабе всего штата голоса Чикаго перевешивают голоса всего остального штата. Аналогична ситуация даже в Нью-Йорке – «синим» является только Big Apple и другие города штата, а сельская округа вся «красная».

Когда мы говорим о трампистском повороте в штатах «ржавого пояса», голосовавших до этого вторника исключительно или преимущественно за демократов – Мичигане, Висконсине, Пенсильвании, Огайо, то и там придется исключить из рассмотрения города, по-прежнему «синие»: Милуоки, Детройт, Кливленд, Цинциннати, Филадельфия – за Хиллари. Понятно, что американские города – это зоны обитания черных и цветных, но не столько же их там!

На выборах Трампа сельская Америка переголосовала городскую. Этот вывод ощутимо контрастирует с имиджем Трампа как умеренного консерватора, который сумел достучаться до рабочих, до горожан, которые не относились к традиционному сельскому республиканскому электорату.

Однако факт остается фактом. На прошедших выборах республиканцы собрали на 1,2 млн голосов меньше, чем на прошлых, Трамп оказался менее привлекателен для республиканских избирателей, чем даже безликий Митт Ромни, мало того, у него на 200 тыс. меньше голосов, чем у Джона Маккейна. Однако Ромни унизительно проиграл, Маккейн просто опозорился, а Трамп победил.

Первая причина очевидна. Клинтон оказалась далеко не Обамой. Если Трамп уступил Ромни более миллиона голосов, то Клинтон уступает Обаме шесть миллионов голосов. Еще раз – шесть миллионов. Такова цена мейлового скандала, обморока 11 сентября, убийства посла в Бенгази, белой кожи и пожилого возраста.

Клинтон оказалась гораздо более противна своим избирателям, чем Трамп своим. И с этого надо начинать. Это были самые непопулярные выборы в США со времен «Буш – Гор» (и тогда была просто другая численность избирателей).

Трампистская революция оказалась возможна как действие активного и агрессивного массового движения, пусть и представляющего меньшинство, но успешного на фоне деморализации «обамовского большинства».

Однако утверждать, что все дело только в усталости демократов, будет неточно. Исследование подробностей электоральной географии, разбитой по графствам, покажет нам более сложную картину.

Решающим фактором трампистского переворота стали события в «ржавом поясе». Сумма Пенсильвания – 20 выборщиков + Огайо – 18 + Мичиган – 16 + Висконсин – 10 равна 64 и гарантировала Трампа от поражения даже на случай падения Флориды (29 выборщиков). 

Эти штаты пережили в нулевые годы тяжелую и мучительную деиндустриализацию, спровоцированную иностранной конкуренцией. Именно к ним прежде всего обращался Трамп со словами "Jobs! Jobs! Jobs!", именно им обещал пересмотреть условия ВТО и NAFTA и вернуть заводы. И они ответили ему дружной поддержкой.

Так звучит легенда.

Теперь давайте исследуем реальную эволюцию электоральных предпочтений в штатах, которые и дали Трампу победу: Пенсильвания, Висконсин, Мичиган, Огайо, Айова, Флорида.

Мы обнаружим, что под впечатляющим густым облаком из красных стрел, означающим графства, прибавившие голосов за республиканцев по сравнению с результатом Ромни в 2012 году, скрываются три совершенно разные реальности, три модели голосования.

Модель 1. Великая депрессия демократов.

Она характерна прежде всего для Огайо (считающегося «свингующим» штатом) и Висконсина, считавшегося традиционно демократическим, а менее выражено для еще одного свингующего штата – Айовы.

Характерный пример – графство Доор на побережье озера Мичиган в Висконсине.

В 2012-м там было подано 9356 голосов за демократов и 8121 за республиканцев. В 2016-м демократов стало только 8026. Они потеряли 1330 голосов. Республиканцы из них подобрали только 463 – получив 8584. То есть почти 900 голосов просто ушли в депрессию. Эти люди вообще не пошли на выборы.

Аналогично развивались события в Огайо и Айове – резкое падение демократов, не слишком резкий подъем республиканцев. Во всех трех штатах Трамп проиграл выборы Обаме-2012, хотя везде хотя бы немного выиграл у Ромни-2012.

Модель 2. Мышки стали ежиками, или «фактор Майкла Мура».

Она характерна для штата Мичиган – пожалуй, главной жертвы деиндустриализации. Живущий в штате знаменитый режиссер-демократ Майкл Мур предупредил еще несколько месяцев назад, что его земляки проголосуют на этот раз за Трампа – из злости и угрюмой обиды на результаты правления демократов и потому, что Трамп обещает работу.

Трамп в итоге выиграл штат с не слишком впечатляющим разрывом в 12 тыс. голосов, причем формально результаты до сих пор не объявлены. И как это произошло?

Возьмем графство Монро на юге Мичигана.

В 2012-м у демократов там было 36 310 голосов, у республиканцев – 35 593. Соответственно, округ был «синим». В 2016 году демократы потеряли почти 10 тыс. голосов, и получилось, что за них проголосовали только 26 859. А республиканцы подобрали из них около 8000 и получили 43 255 голосов. Округ стал «красным».

Произошло ровно то, о чем предупреждал Мур: избиратели, голосовавшие за Обаму и, возможно, проголосовавшие бы за Сандерса, проголосовали за Трампа.

Трамп убедил их, что его следует поддержать за его конкретную программу. Дело решили 164 тыс. демократов, которые ушли от Обамы и Клинтон к Трампу.

Однако этот переворот произошел только в Мичигане, который сам по себе не повлияет на результат в коллегии и где все могло сложиться иначе, если бы пришли голосовать хотя бы 13 тыс. демократических «потеряшек». Поэтому судить по мичиганскому повороту и «фактору Майкла Мура» о причинах победы Трампа в целом по стране – неверно.

Модель 3. Все на выборы!

Очень интересно развивались события в Пенсильвании и Флориде.

Начнем с первой. Там очень много округов, в которых откат у демократов был незначительным, а вот прирост у республиканцев – очень значительным.

Например, графство с хорошим названием Клинтон в центре Пенсильвании.

Республиканцев там было в 2012 году 7303, демократов – 5734. Потери демократов были не очень значительны – их вышло 4533. 1200 голосов. Зато республиканцы вывели 9701. То есть их прибыль составила 2400 голосов.

Не удивительно, что в Пенсильвании итоговый отрыв Трампа по цифрам самый впечатляющий во всем «ржавом поясе».

И это несмотря на то, что когда в клуб, где с напряженным вниманием следили за результатами московские «трамписты», собравшиеся по инициативе Константина Рыкова и попавшие в итоге во все мировые СМИ (ABC, BBC, NYT, Die Welt и даже гонконгское и эстонское телевидение), поступили первые данные (понятное дело – из Филадельфии), то всем, кроме автора этих строк, казалось, что догнать Клинтон Трампу в Пенсильвании не удастся.

В итоге он не только ее догнал, но и перегнал на 68 тыс. голосов – колоссальный отрыв по сравнению с Висконсином и Мичиганом, хотя и незначительный по сравнению с Огайо и Айовой.

При этом вот что характерно.

В Пенсильвании победа Обамы-2012 над Трампом была бы не очень убедительной. 2 млн 990 тыс. против 2 млн 913 тыс. А вот разрыв Трампа с Ромни огромен – больше 200 тыс. голосов.

Другими словами, в Пенсильвании Трампу удалось добиться тотальной мобилизации своего электората. Личного электората, а не электората республиканцев, исчерпанного Ромни.

Трампу удалось разбудить амишей, этно-религиозную группу, застывшую в XIX веке и, соответственно, очень консервативную. Значительное число сторонников Трампа из бесперспективного Нью-Йорка перерегистрировалось в Пенсильвании и тоже внесло свой вклад.

В итоге определявшие судьбу выборов 20 голосов отошли к Трампу.

Ту же картину, что и в Пенсильвании, мы наблюдаем и в must win Флориде. Здесь вообще ничего нельзя списать на депрессию демократов.

Трамп и даже Клинтон тут выиграли у Обамы-2012. У Трампа 4 млн 605 тыс. голосов, у Клинтон 4 млн 485 тыс. голосов, у Обамы четыре года назад было 4 млн 237 тыс. голосов.

Во Флориде произошла гипермобилизация электората (которую лишь частично можно списать на демографию).

Характерный пример – графство Пинелас, где расположен город Санкт-Петербург.

В 2012 году у демократов там было 239 тыс. избирателей. Упали они не сильно. До 233 тыс. Зато республиканцы вывели против 213 тыс. тогда 238 тыс. сейчас. 25 тыс. новых избирателей. 6% от всего электората графства.

Не удивительно, что у Трампа и Клинтон здесь разрыв в 120 тыс. голосов, фантастический для Флориды, где в 2000 году схватку Буш – Гор решили 537 сомнительных бюллетеней. Это самая значительная за последние десятилетия победа во Флориде, превзойденная лишь выборами 2008 года, бывшими избиением одиозного Маккейна.

Именно чистая победа во Флориде и внушительный прорыв в Пенсильвании сделали Трампа президентом.

И тот, и другой результат были достигнуты на мобилизации новых избирателей, а не только на использовании депрессии демократов на Среднем Западе и возмущения мичиганских рабочих. Если депрессия демократов была кощеевой иглой для Клинтон, то новые избиратели Трампа – это был его меч-кладенец.

Таким образом, оценивая составляющие трамповского чуда, мы должны выделить следующие два фактора.

Первое. Депрессия демократов. Эффект Obamexit-a, проблем со здоровьем и мейлового скандала.

И без того не обладавшую харизмой Обамы Клинтон подкосили ее преступления и ошибки, подчеркнутые ФБР, наложившиеся на общее отвращение, которое она вызывала в результате перепиара. Не будь этой депрессии, Трамп, возможно, не взял бы Айову и Огайо (где его цифры меньше Обамы-2012) и точно не удержал бы Висконсин.

Второе. Трампистское движение deplorable.

Массовое и исполненное энтузиазма восстание против коррупции, политкорректности, пренебрежения либералов к закону, наплыва мигрантов, приносимой им преступности, тот самый «белый мятеж».

По сути – консервативно революционное движение, которое подхлестнуло массовый трампистский энтузиазм во Флориде и Пенсильвании практически на уровень энтузиазма, вызванного в свое время Обамой у либералов.

Составной частью этого движения был и «фактор Мура», переход потенциальных избирателей Сандерса от Клинтон к Трампу на фоне «демократической депрессии» довершил политическое уничтожение Клинтон. Этих избирателей «ржавого пояса» привлекла обещанная Трампом программа восстановления рабочих мест, реиндустриализации, протекционистская политика.

Но по сути трампизм – движение достаточно благополучных белых людей, с гордостью нацепивших на себя кличку «обездоленные», которую так неосторожно употребила Клинтон.

Анекдотичность ситуации состояла в том, что реальные обездоленные, получатели «велфера», были как раз на стороне Клинтон и довольно послушно за нее голосовали в городах.

Гораздо более благополучные жители субурбии поддержали Трампа с его обещаниями снизить налоги, облегчить нагрузку по медстраховке obamacare и покончить с преступностью.

Уверен, что, хотя это обсуждается в политкорректных терминах, расовый фактор сыграл критически важную роль – это и в самом деле был белый мятеж против ставшего несносным диктата черного и латинского меньшинств (хотя латинос раскололись на благополучных легалистов и неблагополучных мигрантов).

О том, что перед нами массовое движение, говорит вот какой парадокс.

По стране Трамп набрал меньше голосов, чем Ромни. Но во многих штатах плейбой-миллиардер вывел в среднем на 100 тыс. избирателей больше, чем мормон-епископ.

Флорида: + 500 тыс.; Индиана + 120 тыс.; Айова + 50 тыс.; Кентукки + 120 тыс.; Мичиган + 160 тыс.; Миссури + 100 тыс.; Нью-Йорк + 150 тыс.; Северная Каролина + 70 тыс.; Огайо + 110 тыс.; Оклахома + 50 тыс.; Пенсильвания + 210 тыс.; Южная Каролина + 70 тыс.; Техас: + 120 тыс.; Западная Вирджиния + 70 тыс.

Двухмиллионный недобор Трампа по сравнению с Ромни произошел благодаря прежде всего чудовищному проседанию в Калифорнии – электоральном монстре на 13 млн голосов.

Ромни набрал там 4 миллиона 800 тыс. голосов, Трамп – 2 миллиона 900 тыс., отказавшись тратить деньги (теперь понятно, как этот гениальный бизнесмен сумел сэкономить на кампании?) на заведомо бесперспективный матч и противопоставив себя всем ценностям, которые цветут, а после легализации марихуаны еще и пахнут в этом штате.

Так мы приходим к отрицанию сказанного в начале.

На самом деле Трамп вызвал больший энтузиазм и большую мобилизацию республиканского электората, чем Ромни, и реально вывел на выборы примерно полтора миллиона новых избирателей, проведя «антикалифорнийскую» революцию в американской политике.

Трампистское движение – не миф, а реальный новый фактор в американской истории и политике, состоящий из нескольких «Нет!» – нет миграции, нет криминалу, нет коррупции, нет политкорректности, нет свободе внешней торговли, нет деиндустриализации, нет диктатуре меньшинств.

Однако этот же отказ от californication обозначает еще одну проблему, еще один вызов для трамповской Америки.

Если мы посмотрим на карту голосования по графствам, мы увидим синий пояс смерти по всей границе с Мексикой – от Техаса до Калифорнии с глубоким вклинением через Нью-Мексико, Аризону и Колорадо.

Трампизм полностью провалился в штатах, присоединенных в результате американо-мексиканской войны 1846–1848 годов. В Аризоне Трамп выиграл с трудом там, где легко выиграл Ромни, в Юте победа была не впечатляющей, Неваду и Колорадо Трамп проиграл.

И речь, конечно, не о случайности.

Американская «Новая Мексика» дрейфует на родину.

Стремится возвратиться в лоно демографически переполненной праматери, высылающей в ее направлении все новых и новых нелегальных мигрантов. Клинтон и демократы выступают, по сути, в роли нацпредателей, которые стараются не сдерживать этот процесс ради краткосрочных электоральных выгод (мигранты голосуют за демократов в надежде на легализацию).

Однако в долгосрочном плане очевидно, что Мексика просто заселит этот регион США и возьмет в итоге свое.

Это понимают такие утонченные американские геополитические аналитики, как Роберт Каплан, который заключительный раздел своей «Мести географии» посвятил именно вызову американской идентичности, бросаемому Мексикой.

Каплан, по сути, предложил цивилизационную капитуляцию США – создание единого культурного пространства с Мексикой, отказ от белой протестантской идентичности США в пользу европеоидно-общехристианской с сильным южнокатолическим элементом.

По сути это, конечно, был бы конец Соединенных Штатов и их цивилизации. Еще Роберто Родригес в «От заката до рассвета» показал, какие мины и демоны таятся в мексиканской душе.

Американский национализм Дональда Трампа имеет, таким образом, вполне конкретного внешнего противника – угрозу мексиканизации. Длительная временная протяженность мексиканской истории либо поглотит Запад США, либо будет отделена от него полосой отчуждения.

И рецепт Трампа – Стена – оказался одним из реально и понятно звучащих решений конфликта.

Может быть, это решение и не идеальное, но не забудем, что римский limes, оформленный Траяновым и Адриановым валами, в целом сдерживал великое переселение народов несколько столетий.

США могут либо отдать западную часть страны вместе с Калифорнией Мексике, к чему ведет политика демократов, либо от Мексики отгородиться и защитить себя от последствий тамошнего демографического взрыва.

Этот путь и предлагает Дональд Трамп. На этом он поднялся как политик, и в этом его долгосрочная цивилизационная задача как американского националиста.

Егор Холмогоров

Взгляд