Альтернатива

В современном обществе или даже в современных обществах распространена мысль, что гуманизм хорош всегда. Люди любят цитировать Эренбурга «Волкодав прав, а людоед — нет», не считаясь с тем, что мысль эта была высказана в конкретной статье 1942 года по конкретному поводу, каковым была Великая Отечественная война, в которой наш народ боролся с конкретными угрожавшими его существованию людоедами. А так-то волкодав прав, только когда он давит волка, да и людоед не всегда неправ, были в истории человечества, причём относительно недавней, времена и ситуации, когда людоедство оказывалось вполне приемлемым.

Сегодня абстрактная человечность стала высшим приоритетом, потеснив с первого места прагматичную выживаемость. Но человечество выжило, пройдя через ряд «бутылочных горлышек», создало цивилизацию и заселило всю планету, став господствующим видом, руководствуясь отнюдь не гуманистическими идеями. Более того, после того как в XVI–XVIII веках гуманистические идеи постепенно завоевали умы политиков, начались самые свирепые войны, в том числе гражданские, боевые действия из войны армий, разорявшей только территории непосредственно прилегающие к ТВД, стали тотальными, потери начали исчисляться миллионами, понятие тыла практически исчезло, так как с появлением всё более разрушительного оружия и всё более дальнобойных средств доставки всё большее количество гражданского населения оказывалось в зоне поражения.

В конечном итоге с появлением ядерного оружия и межконтинентальных средств доставки сложилась ситуация, когда в случае мировой ядерной войны на фронте гораздо больше шансов выжить, чем в тылу. Наносить удар полумегатонной боеголовкой по боевым порядкам бессмысленно — для рассредоточенных, находящихся в укрытии войск уже даже десять килотонн много. Тактическое ядерное оружие (0,1–1 килотонна мощности) практически исчезло как класс, уступив место высокоточным боеприпасам (бомбам, ракетам, снарядам в неядерном снаряжении, попадающим в нужную форточку), компенсирующим идеальной точностью сокращение мощности. То, что мы называем тактическим ядерным оружием сейчас (ракеты средней дальности с боеголовкой в 100–150 килотонн), всегда относилось к классу стратегических вооружений (как и бомбы мощностью 10–50 килотонн), просто средства их доставки обеспечивали эффективное поражение целей на дальностях, не превышающих 5 тысяч километров, в основном же они были рассчитаны на поражение противника на дальностях 500–3000 километров.

В нынешней терминологии получается, что ракета, стирающая с лица земли Нью-Йорк, — стратегическая, а ракета, стирающая с лица земли Лондон, Париж или Варшаву, — тактическая, потому что не может достать цель за океаном. Между тем у всех ядерных вооружений современности одна задача — уничтожение крупных городских центров с населением от нескольких сотен тысяч до пары десятков миллионов человек. По затерянной в горах или в тайге военной базе, даже очень важной, прилетит несколько или несколько десятков высокоточных ракет, так как задача не в том, чтобы выжечь несколько десятков квадратных километров тайги, а в лишении военного объекта боеспособности. Даже его охрану уничтожать не требуется: пусть сидят себе в горах, тайге, пустыне или на необитаемом острове, охраняют сами себя и думают, как выживать в прекрасном новом мире после апокалипсиса.

Фактически весь ядерный арсенал человечества предназначен для уничтожения гражданских объектов и гражданского населения, поскольку война ведётся всей страной, всем обществом и понятие «нонкомбатант» стало весьма условным. Ведь даже тот, кто не производит танки и снаряды, а всего лишь добывает руду или производит электроэнергию, обеспечивает ресурс, без которого невозможно военное производство. Фронты же, начиная с Первой мировой войны, потребляют такое гигантское (постоянно растущее) количество расходных материалов, что стороны конфликта без постоянного военного производства исчерпают запасы расходных материалов и не смогут сражаться уже через несколько недель.

Человечество попало в замкнутый гуманистический круг:

• чтобы меньше погибло, надо быстрее закончить войну;

• чтобы быстрее закончить войну надо лишить врага возможности сражаться;

• чтобы лишить врага возможности сражаться, надо подорвать возможности его тыла;

• чтобы подорвать возможности его тыла, надо убить как можно больше мирного населения и разрушить побольше инфраструктурных объектов.

Совершенно гуманистическое желание сократить потери в ходе своей реализации приводит к увеличению потерь. Но это лишь технический аспект несостоятельности абстрактного гуманизма. Абстрактный гуманизм несостоятелен и в своей теоретической (идейной) части. Абстрактные гуманисты настолько озабочены «слезинкой ребёнка», что готовы убить каждого, кто заставил ребёнка плакать. При этом абстрактные гуманисты всегда стремятся к лучшему будущему для всех: ещё не встречал ни одного абстрактного гуманиста и ни одной абстрактной гуманистической теории, которые были бы довольны унылым настоящим или проклятым прошлым, всем подавай светлое будущее.

Но во-первых, ни в одном обществе нет одного взгляда на то, каким должно быть светлое будущее. Почти все чем-то недовольны в настоящем, что-то хотят в нём поменять, но все хотят поменять разное. Во-вторых, все стремящиеся к светлому будущему для всех и чем-то недовольные в настоящем недовольны уровнем собственного благосостояния или своим местом в социальной иерархии. Все абстрактные гуманисты начинают свои рассказы с того, что высокая духовность должна доминировать над пошлым мещанством, но как только их просят объяснить, что именно в предлагаемом ими обществе будет лучше, чем в действующем, моментально скатываются в то, что выше будет уровень потребления. Правда, по их мнению, произойти это должно от высокой духовности.

Странно, обычно высокодуховные личности отличались аскетизмом, они уходили от общества в леса и пустыни, чтобы жить простой жизнью в единении с природой и не зависеть от социальных связей, мешающих им думать о вечном. Раздал имущество, ушёл в пустыню, молился, трудился, думал — просветился — стал духовным учителем поколения, но богатства не стяжал ибо богатому духом и не имеющему социальных обязательств (детей, семьи, родителей, братьев и сестёр, которые если и были, то остались «в миру» и никак не обременяют мысли отшельника) богатство материальное ни к чему, оно его только обременяет, так как надо постоянно думать о его сохранении, — таков стандартный путь высокодуховной личности.

А вот так чтобы думал о вечном, сидя в комфортном доме, просветился и тут же резко повысил своё благосостояние, удесятерив имевшееся, такой переход духовного в материальное до сих пор на памяти человечества ни разу не совершался.

Ни в одном обществе уровень материального богатства духовностью не прирастает. Следовательно, гуманистам, для того чтобы удовлетворить стремление своих адептов к светлому будущему, в котором их жизнь станет значительно лучше материально, что и станет свидетельством их возросшей духовности, необходимо перераспределить имеющееся в обществе богатство в пользу своих сторонников. Однако в ходе перераспределения прольётся много «слезинок ребёнка», что вступает в противоречие с идеалами абстрактного гуманизма.

Но на то абстрактный гуманизм и абстрактен, чтобы легко находить выход из подобных логических ловушек. Мы ведь хотим перераспределить имущество не кого попало, а тех, кто против нашей версии светлого будущего. Поскольку же мы строим светлое будущее всего человечества, они, получается, против человечества, они враги человечества и абстрактный гуманизм велит нам их уничтожить ради спасения человечества. Ну а уничтоженным имущество, ясное дело, ни к чему. Таким образом, абстрактный гуманизм, начав с борьбы с мерзавцами, заставляющими ребёнка плакать, быстро приходит даже не к оправданию, а к организации геноцида в ходе по его же науськиванию развязанных гражданских войн.

Абстрактный гуманист — страшное и крайне опасное существо. Именно поэтому до конца XV века, пока нравы были попроще, а человечество ближе к истокам, их часто убивали, иногда мучительно (чтобы другим неповадно было). Потому что там, где гуманисту удавалось очаровать толпу, случался казус Савонаролы, который был и республиканцем, и фанатиком христианской веры, получил возможность в течение нескольких лет во Флоренции на практике реализовывать свои идеи, в результате чего был казнён республиканцами и истовыми христианами, уставшими от практического воплощения его идей, мешавшего нормальной жизни и развитию.

В наше время такие радикальные меры борьбы с абстрактным гуманизмом не применяются, поэтому любому обществу необходимо быть крайне осторожным с любыми абстрактными идеями.

Человечество родилось из конкретики. Позитивный полезный гуманизм также всегда был предельно конкретен и прагматичен. С древнейших времён люди научились заботиться о больных и раненых, так как они, выжив, могли и дальше приносить пользу обществу (даже инвалиды, если они имели некий богатый опыт и могли им эффективно делиться). Человеческое общество, в отличие от животного мира, быстро сообразило, что самый сильный не всегда самый умный, а живой ум (редкая даже среди современных людей способность создавать новые знания почти из ничего, из одних размышлений, продлевающих в будущее имеющийся недостаточный опыт, дорисовывающий картину, как мы дорисовываем частично утраченное изображение на основе имеющейся части и наших знаний об изобразительном искусстве) способен предвидеть неочевидные опасности и помочь обществу избежать их.

Но при этом общество (даже довольно современное) спокойно избавлялось от тех своих членов, которые больше не могли приносить пользу или не могли её приносить изначально. Долгое время человеческое общество было слишком бедно, чтобы кормить бесполезных. Они выбраковывались.

Конкретный мыслитель, изобретатель колеса, был полезным, и его кормили, даже если он не умел или не мог сам добывать пищу, абстрактный мыслитель, рассказывавший всем, что вождь неправильно делит мясо, и обещавший делить так, чтобы каждому доставалось в два раза больше, был вреден: один эксперимент, мяса больше не стало — от «мыслителя» избавились, чтобы не нарушал стабильность, ибо таковое нарушение несёт опасность всем членам племени.

В общем, на протяжении всей истории человечества естественный отбор определялся ограниченностью находящегося в распоряжении общества ресурса. Нехватка ресурса делала его предельно жестоким, но и предельно эффективным. Неэффективные просто не выживали, не давали потомства, слепые ветви отсекались раньше, чем успевали повлиять на состояние общества.

Однако примерно века с XVI уровень благосостояния европейского общества начал стремительно расти. В это время там и расплодились разного рода философы-утописты, мечтавшие делить общественное мясо так, чтобы у всех было в два раза больше. При этом в обществе, в его элите, возникла прослойка людей, абсолютно не знакомых с каким-либо практическим занятием, но зато увлекавшихся теоретизированием. Распространение грамотности в элите (раньше грамотей был редкостью, барону чтение-письмо были ни к чему, но мода поменялась и элита стала поголовно грамотной) создало условия для распространения в этой среде абстрактных идей, основанных не на опыте, а исключительно на умозрительных конструкциях. Однако сама по себе грамотность и даже полученные с её помощью знания ума не прибавляют. Знания умного делают умнее, а глупого глупее, так как глупый, не имеющий знаний, знает, что глуп, а глупец, знания приобретший, путает их с умом и считает себя умным.

Вот эта-то прослойка элиты, занятая исключительно теоретизированием, стала оказывать на общество непропорционально большое влияние. Они писали книги, а книгам выходящее из Средневековья общество, привыкшее, что книги пишут специалисты и что описаны там конкретные, реально существующие вещи, верило даже больше, чем позднесоветское общество телевизору и газетам. Именно эта прослойка и начала проповедь абстрактного гуманизма, согласно догматам которого человек должен был быть гуманен независимо от реальной пользы гуманности, гуманным даже во вред себе и своему обществу, гуманным ради гуманности.

Пока общество было маленьким и предельно конкретным, пока оно могло любую идею испытать в присутствии всех членов общества и, доказав её бессмысленность, пустить автора идеи на суп или жаркое для всего племени, абстрактный гуманизм не имел шансов овладеть сознанием масс. Но общество выросло, его благосостояние возросло, появилась группа людей, влияющих на принимаемые обществом решения, но при этом не имеющая практического опыта, черпающая теоретические знания из книг, а также группа абстрактных гуманистов, начавшая издавать труды, в которых описывались социальные системы, никогда ранее не существовавшие.

Идеи абстрактного гуманизма захватили управленцев-теоретиков потому, что те привыкли черпать мудрость исключительно из книг, написанное не могло быть не испытанным практически, так как долгое время, от своего рождения задолго до появления письменности, человечество вообще не знало ничего, что не было бы испытано на практике.

Идеи абстрактного гуманизма неоднократно пытались реализовать на практике. Лозунг «Свобода, равенство, братство!» не коммунисты придумали, а радикальные буржуазные революционеры, считавшие, что строят светлое будущее всего человечества. И гражданские войны, ставшие результатом буржуазных революций, были не менее кровавы, чем гражданские войны, развязанные победившим пролетариатом. Капитализм приобрёл нормальность, когда стал консервативным, изжил радикализм и стал заботиться о дне сегодняшнем и о своём обществе.

Всё человечество — это слишком много, а будущее темно, ибо пути Господни неисповедимы. Заботиться надо о себе, своей семье, своём обществе и своём государстве (поскольку именно оно обеспечивает стабильное настоящее вам и вашей семье и соответствуют требованиям прагматики; государство, перестающее соответствовать требованию обеспечения выживания и развития создавшего его общества, исчезает). Человечество не хранит ненужные вещи. О будущем и о потребностях людей, которые в нём будут жить, мы не знаем ничего, мы даже не знаем, как далеко в это будущее продлятся наши собственные дни. Я могу прожить ещё пару-тройку десятков лет, а могу не успеть дописать эту статью.

Будущее определят те, чьё потомство будет жить в этом будущем. Поэтому главной прагматичной задачей человека, желающего повлиять на ситуацию в будущем, всегда было и будет выживание, воспроизведение себя в потомстве и создание своему потомству максимально благоприятных стартовых условий на заре жизни, ибо только так можно облегчить ему продвижение в будущее. Человек объединяется в общества и создаёт государства только потому, что в рамках соответствующего коллектива ему проще выживать, защищаться, растить потомство и обеспечивать ему максимально возможные преимущества. Других причин нет.

Чем стабильнее общество, тем прочнее государство и тем проще человеку решать задачи обеспечения своих потребностей и потребностей своей семьи. Абстрактный гуманизм, обещающий путём деления увеличить количество мяса на душу населения, дестабилизирует общество, следовательно, мешает решению стоящих перед человеком проблем, ради которых он объединялся в общество и создавал государства. По сути, абстрактный гуманист — враг любой государственности. Именно поэтому дистиллированные абстрактные гуманисты, чьи идеи были полностью о неизвестном будущем, не имея ничего общего с настоящим, проповедовали кто отмирание государства, а кто и его насильственное уничтожение. Правда, в реализации у них получалось ровно наоборот: их государство гипертрофированно усиливалось, стремясь контролировать даже частную жизнь и мысли своих граждан.

В заключение, для того чтобы показать насколько конкретны (привязаны к месту и времени) все правила человеческого общежития, приведу два примера с людоедами.

В прошлом веке где-то в Андах разбился самолёт с футбольной командой. Часть команды погибла, часть выжила. Чтобы дождаться спасения, а искали их довольно долго, они питались телами своих погибших товарищей. После спасения, когда эта подробность стала известна, большая часть «прогрессивного человечества» их осудила. Мол, надо было умереть, но людоедством не заниматься.

В современном обществе действительно людоедство считается не только преступным, но и непристойным, неким извращением. В принципе, в нормальной ситуации оно и является таковым. В нормальной ситуации. Однако, когда ситуация выходит за пределы нормы, например случается массовый голод или группа людей попадает в критическую ситуацию, психологическое табу на людоедство моментально снимается. Не у всех, но выживают те, кто не рефлексирует, а спокойно (или даже с укорами совести) питается себе подобными.

Древнейшие люди считали людьми только членов своего племени. Поэтому врагами спокойно питались. Для них мясо, полученное в результате столкновения с другой группой людей, было ничем не хуже мяса, полученного в результате убийства мамонта или буйвола. И то и другое добывалось с опасностью для жизни. Звери ели людей, люди ели зверей, а чужие люди ничем от зверей не отличались. Не они были такие — жизнь у них была такая, таковы были правила выживания. Белковая пища была слишком редким и ценным ресурсом, разбазаривать который не приходилось.

Однако со временем мелкие группы людей объединялись в более крупные, с другой стороны, большие племена часто делились на части и со временем становились разными народами, сохраняя в легендах память о былом единстве. Понятие человечества становилось всё более широким, а с его распространением расширялось и табу на людоедство, пока не достигло пределов ойкумены.

Но это в нормальной ситуации. А в ненормальной?

В Британии неофициально действовал «морской закон», никогда никем не писанный, официально не принимавшийся и юридически не существовавший, но соблюдавшийся не только экипажами кораблей, но и властями страны. Если в результате кораблекрушения спасавшиеся оказывались в критической ситуации, они имели право по жребию выбирать того, кому предстоит быть съеденным, чтобы дать товарищам шанс. И никто не мог отказаться, насилие в случае отказа было оправданным. Люди официально заявляли о съеденных товарищах, и их не судили власти и не осуждало общество. Более того, известны случаи, когда власти, считая, что ситуация была недостаточно критической, пытались отдавать моряков-людоедов под суд, а общество, включая родственников съеденных, за них заступалось.

К середине XIX века этот неофициальный закон действовать перестал. Отношение общества к потенциальному людоедству в критической ситуации изменилось. Всё стало как у всех: умирай, но человечиной не питайся. Даже если ты не убьёшь товарища по несчастью, а он умрёт сам, трупоедство тоже стало осуждаться.

Почему так?

Думаю, потому, что Британия — морская нация, для которой каждый опытный моряк был на вес золота, а моряк, переживший кораблекрушение, априори опытный. Чем терять нескольких опытных моряков с точки зрения долговременных интересов всего общества лучше было потерять одного. Поэтому в соответствующей критической ситуации общество снимало табу на людоедство. Однако к середине XIX века плавания стали безопасней, количество кораблекрушений резко сократилось, а подготовка моряка серьёзно упростилась, что дало возможность постоянно располагать резервом опытных моряков. Ценность отдельно взятого моряка снизилась, и общество тут же распространило на данную сферу стандартную мораль, так как теперь оно было больше заинтересовано в отсутствии исключений из табу на людоедство, чем в спасении как можно большего количества опытных моряков в каждом отдельно взятом случае кораблекрушения.

Обратите внимание, общественная мораль менялась без всяких голосований и обсуждений, как бы сама собой. Менялась не с изменением ценностей общества (людоедство в Англии, как и во всём цивилизованном мире, было табу задолго до появления государства), а с изменением конкретной ситуации. Общество стихийно прагматично, поскольку даже сейчас абстрактные гуманисты имеют меньше шансов выжить и оставить потомство, а общество, в котором абстрактные гуманисты составляют большинство, гибнет, хороня под своими развалинами и абстрактных гуманистов, и тех, кому не повезло жить при их господстве.

Абстрактный гуманизм — прихоть богатого общества, как только общество беднеет, уровень его прагматизма резко возрастает, так как именно прагматизм позволяет ему выжить. Помните, как изменилась общественная мораль в 90-е? Родители хватались за голову оттого, что их сыновья мечтают стать бандитами, а дочери — проститутками. И это не «перестроечное кино навеяло» — люди пытались выжить, а действовавшая до этого общественная мораль им и мешала. Но прошло лет десять, лихие 90-е ушли в прошлое, уровень благосостояния вырос, исчезла необходимость ради выживания вырывать кусок у ближнего, и те же дети, став взрослыми, оказались даже большими пуританами, чем были их родители. Именно то перестроечное поколение 90-х сейчас обеспечивает в России приоритет традиционных ценностей, возвращение к истокам и всё остальное благолепие.

Человек очень рационален. Именно поэтому он создал цивилизацию. Цивилизация — наиболее рациональный способ жизни, обеспечивающий существование наиболее многочисленного вида живых существ на планете (который далеко не всегда был таковым) во всех климатических зонах, на всех континентах, а скоро будет обеспечивать и на океанском дне, и в космосе. Гуманизм не всегда был присущ человеку. Он появился в процессе развития человеческого общества и всегда был предельно конкретен. Он пульсирует, расширяясь и сжимаясь в зависимости от конкретных обстоятельств, в которых оказывается конкретное общество или даже группа, случайно собравшихся вместе лиц.

Гуманизм не может и не должен существовать ради самого гуманизма. Испокон веков добром человечество считало то, что приносит ему пользу, а злом — то, что вредит. Поэтому и сейчас абстрактные гуманисты пытаются убедить человечество в том, что их идеи (от «зелёной энергии» до «инклюзивной толерантности») материально выгодны. Западная «культура отмены» направлена на то, чтобы искусственно снижать успешность противников «повестки» и повышать успешность сторонников. Абстракцию абстрактные гуманисты предлагают общественности, для себя же они предельно конкретны.

В большом обществе невозможно поставить корректный эксперимент и на практике убедиться в том, что путём «правильного» деления в два раза увеличить порцию мяса каждому невозможно. Поэтому абстрактные гуманисты своей первой задачей видят захват власти. После этого они увеличивают свою порцию в 40 или в 400 раз и говорят всем: «Видите, у нас получилось, делайте, как мы, и у вас получится». Они реализуют идеологическую пирамиду, которая ничем не отличается от пирамиды финансовой. Тот, кто пришёл первым, имеет шанс вовремя и с прибылью соскочить (но вовремя соскочивших мало, ибо жадность заставляет сидеть до конца). Большинство не имеет вообще никаких шансов. Зарабатывает же тот, кто пирамиду придумал.

Отличить абстрактного гуманиста легко. Они всегда предлагают что-нибудь естественное сломать, отрезать, неестественное — пришить или, на худой конец, защитить кого-нибудь от людей. Самые продвинутые абстрактные гуманисты требуют защитить от людей сразу всю планету, скоро начнут требовать защитить галактику.

Возможно, когда-нибудь в будущем люди перестанут есть животных, как перестали есть людей, найдя другой источник белковой пищи. В таком обществе, возможно, поедание говядины будет осуждаться так же, как в нашем поедание человечины, но пока естественные условия для такой благости не сложились, любой, кто предлагает защитить кого-то или что-то от людей, чтобы таким образом сделать людей счастливее, — враг человечества, волк в овечьей шкуре. И если, потеряв бдительность, вы поверите абстрактным гуманистам и позволите им реализовать свои прекраснодушные идеи, то оглянуться не успеете, как ваши кости затрещат на их зубах.

Ростислав Ищенко,
специально для alternatio.org