Альтернатива

Поход татар на Русь в XIII веке был предприятием планомерным. Все в нем было взвешено, рассчитано, обдумано и предусмотрено. Превосходная шпионская организация непрерывно осведомляла татарское правительство о политических и об экономических обстоятельствах не только на Руси, но также в Венгрии и Польше — в тех странах, куда предполагали устремиться татары. Татарские шпионы направляли иногда в нужную сторону местные дела врагов; например, в Венгрии они сумели возбудить междоусобие и натравить на короля Белу его подданных, чтобы ослабить сопротивляемость венгров. Татары шли побеждать наверняка.

Силы русских князей, ослабленные автономными стремлениями земель и городов, не могли, конечно, оказать татарам организованного, стойкого отпора. Татары быстро подчинили себе Русь. «Вси князи Русцiи в воли татарьской покорени», — по выражению летописи. Главный удар был нанесен старому русскому центру Киеву. Французский ориенталист Каен находит этому причину в происках агентов Венеции, которая видела в Киеве торгового соперника, урывающего у нее часть выгод от снабжения европейскими товарами Дальнего Востока. Киев и все Приднепровье были обращены в пустыню. Францисканский монах в Перуджии Иоанн де Плано Карпини, посланный папой к татарскому хану в 1246 году, то есть шесть лет спустя после Батыева нашествия, проехал Юго-Западную Русь от Владимира- Волынского до Киева и затем вдоль Днепра до порогов, откуда свернул на восток — в Азию. Вот как он выразил свое впечатление от виденного:

«Татары пошли против Руси и произвели великое избиение в земле Русии, разрушили города и крепости и убили людей, осадили Киев, который был столицей Русии, и после долгой осады они взяли его и убили жителей города: отсюда, когда мы ехали через их землю, мы находили бесчисленные головы и кости мертвых людей, лежавшие на поле; ибо этот город был весьма большой и очень многолюдный, и теперь он сведен почти ни на что: едва существует там двести домов, а людей тех держат они в самом тяжелом рабстве. Подвигаясь отсюда, они сражениями опустошили всю Русию».

Покорив Русь, татары заняли своими ордами юго-восточные ее рубежи — от Волги до Днестра — и вклинились около Рыльска и Воргола, Ахматовыми слободами, между Русью Приднепровской и Русью Залесской, то есть лежавшей от Киева за брынскими (или брянскими) лесами. Заглохли, залегли, опустели и травой поросли от одной Руси к другой дороги прямоезжие, неокольные. Получилось две Руси.

Вести о расщеплении Руси достигли вскоре до византийского императора и до вселенского патриарха Константинопольского, у которого в иерархическом подчинении пребывал митрополит Киевский и всея Руси. Обоим приходилось сноситься с Русью по делам церковным.

Византийские греки заменяли в имени «Русь» звук «у» звуком «о» и называли русских «народом Росс» или россами, а страну их — Россией. Этому находят два объяснения: или греки по ученому домыслу отождествляли Русь с упоминаемым у пророка Езекииля народом Рош, или они переняли свое произношение от какого-нибудь тюрко-татарского племени, например от хазар, ибо «у» тюрко-татарами выговаривается иногда как «о». Греческое произношение в именах «росс» и «Россия», как ученое, принятое образованными людьми, было усвоено самой Русью и удержалось в имени «Россия» до наших дней.

Когда Русь (или, по-гречески, Россия) распалась надвое, явилась необходимость отличать одну Русь от другой каким-нибудь определением. Византийцы воспользовались готовыми географическими терминами: страна Малая или Великая, унаследованными ими от классической древности.

Древнегреческие и римские писатели определяли страну как Малую или Меньшую (в сравнительной степени) не потому, что она занимала незначительную площадь, но главным образом в том смысле, что она являлась исконным местопребыванием, или прародиной, одного народа или нескольких родственных племен, — в смысле, так сказать, первоначального народного и государственного ядра. Великими назывались у классических географов страны, колонизованные населением из малых, иначе говоря: разросшиеся из недр страны-матери. Огромный передний выступ на западе Азиатского материка, омываемый водами четырех морей: Черного, Мраморного, Архипелага и Средиземного — назывался Малой Азией, как колыбель азиатских народов, откуда «рассеял их Господь по всей земле», по библейскому выражению. Великой Грецией назывались греческие колонии в Сицилии и Южной Италии, по берегам Тарантского залива. Кельтское племя бриттов населяло первоначально полуостров Арморику в нынешней Франции. Когда часть бриттов перебралась на соседний остров, то старую родину их стали называть Малой Британией (Britania Minor, нынешняя французская Бретань), а новые колонии на острове — Великой Британией (Britania Major). В средние века, по греко-римской традиции, окрестности Кракова (позднейшие воеводства Краковское, Сандомирское и Люблинское), древнейшее средоточие польского племени, назывались Малой Польшей (Minor Polonia); Великая Польша (Major Polonia) — позднейшие воеводства Познанское и Калишское — являлась продолжением польских поселений по реке Варте на север, к Балтийскому морю.

Итак, осведомившись о происшедшем разделении Руси, патриарх и император начали называть искони им известную Киевскую, Приднепровскую Русь — Малой, а Русь Залесскую, вновь представшую их умственному взору, — Русью Великой. В пределах Малой России, по византийскому представлению, были расположены епархии: Галицкая, Владимир-Волынская, Холмская, Перемышльская, Луцкая и Туровская (1347 год). В Малой России лежал город Киев, где издревле пребывал глава Русской Церкви — митрополит Киевский и всея Руси (1354 год). Император Иоанн Кантакузен, обращаясь к князю Любарту Гедиминовичу и убеждая его не домогаться учреждения особой митрополии малороссийской, говорил в 1347 году: «Ты знаешь, что так было установлено и узаконено с той поры, как народ русский познал Бога и просветился святым крещением, дабы был один митрополит — Киевский, для всей России, как для Малой, так и для Великой».

Византийская терминология привилась и на Руси. Галицко-владимирский князь Юрий II (ум. 25 марта 1340 года) в латинской грамоте к великому магистру немецкого ордена Дитриху, от 20 октября 1335 года, называет себя «Dei gratia natus dux tothis Russiae myncris», то есть «Божиею милостью прирожденный князь всея Малыя Руси». Польский король Казимир III Великий, овладев галицко-волынскими землями, в греческом письме к константинопольскому патриарху Филофею (1370 год) усвояет себе титул короля Ляхии и Малой России.

Прошло три века. Название «Малая Россия» прочно держалось среди книжных людей. В то же время русский народ не отказывался от своего народного имени и открыто называл себя русским, когда представлялась к тому надобность. Вспомним, например, одно место из лямента (плача) Львовского ставропигиального братства (1609 год): «Утяжени естесмо мы, народ Русский, от народа Польского ярмом над Египетскую неволю, же нас леч без меча, але горей неж мечем с потомствы выгубляют, заборонивши нам пожитков и ремесл обходов вшеляких, чим бы толко человек жив быти могл, того неволен русин на прирожоной земли своей Русской уживати, в том то русском Лвове».

Топографическое название «Малая Россия» начало повторяться очень часто с конца XVI века, когда под давлением воинствующей унии русские подданные польского короля возобновили более тесные связи с православным греческим Востоком и когда такие русские националисты, как Иов Борецкий, Иоанн Вышенский и Петр Сагайдачный, выступили на защиту православия, пробудили южнорусское народное самосознание и дали почин воссоединению Руси.

Митрополит Мир Ликийских Матфей пишет Львовскому братству, что ему даны патриархом Константинопольским полномочия «относительно церковных дел в Малой России и в Московском царстве» (1606 год).

Автор «Зачапки», направленной против Скарги, обращался со своей речью к «благочестивым и православным христианам Малой России» (1607 год).

Патриарх Феофан, уезжая из Киева в январе 1621 года, посылал в грамоте свое благословение всем благочестивым христианам в Малой России.

Исайя Копинский подписался: «Епископ и ексарха Малой России», когда отправлял письма (1622 год) к Михаилу Феодоровичу и к патриарху Филарету с посланцами, которым поручил устно выразить этим лицам готовность православных малороссиян признать над собою власть московского царя.

По мере падения русских начал в Галичине и на Волыни название «Малая Россия» передвигалось постепенно к Киеву и на левый берег Днепра.

После Переяславской рады в грамоте Алексея Михайловича от 9 февраля 1654 года к гетману Богдану Хмельницкому и ко всему войску запорожскому о рождении царевича Алексея впервые появляется в титуле московского царя древнее имя, данное греками исконной, первоначальной Руси, «откуда есть пошла Русская земля»: царь титулуется «всея Великие и Малые Русии» самодержцем. По выражению переяславского протопопа Григория Филоновича Бутовича, «Господь Бог исполнил желание православия нашего, еже совокупитися воедино Малой и Великой России под единою великодержавного благочестивого царя восточного рукою».

После заключения 26 апреля 1686 года так называемого «вечного мира» между Россией и Польшей название «Малороссия» закрепилось преимущественно за левобережной ее частью и за Киевом с окрестностями его, оставшимися за Россией, — между реками Ирпенем и Стугной. На печати войска запорожского времени Мазепы (1690 год) выгравирована вокруг традиционного изображения казака с мушкетом надпись: «Печать Малой России Войска Его Царского Величества Запорозкого».

Под именем Малороссии страна пережила правление гетманов, реформы Екатерины II и Александра II. Все учреждения и законодательные положения, для нее предназначенные, носили название малороссийских, вплоть до малороссийского генерал-губернаторства, упраздненного в 1856 году, и до малороссийского положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости (1861 год).

Параллельно этому со времени «вечного мира» России с Польшей 1686 года на правом берегу Днепра вырисовывается «польская украина», то есть пограничная провинция или область польского королевства. Автор писанной по-латыни около 1660 года истории казацко-польской войны Самуил Грондский объясняет: «Margo enim polonice kray; inde Ukrajna, quasi provincia ad fines regni posita», что значит: «Латинское margo (граница, рубеж) по-польски край, отсюда украина — как бы область, расположенная у края королевства». Слово «украина» в качестве нарицательного, в значении пограничья, пограничной местности или области, и в русском, и в польском языках вошло в обиход с очень давнего времени.

В Ипатьевской летописи оно встречается впервые под 1187 годом — в рассказе о походе на половцев, задуманном русскими князьями Святославом Всеволодовичем, Рюриком Ростиславичем и Владимиром Глебовичем. Половцы, предупрежденные черными клобуками, что «идут на ня князи Рустии», бежали на противоположный от князей берег Днепра. Между тем наступила весна, и лед на Днепре покрылся полыньями. Переправа сделалась невозможной. Русские князья вынуждены были возвратиться по домам. «На том бо пути разболеся Володимер Глебович болестью тяжкою, ею же скончался. О нем же украина много постона». Смысл последних слов летописи совершенно ясен: смерть Владимира Глебовича оплакивала не вся Русь, а пограничная ее область, которую он, как пограничный переяславский князь, защищал от нападения половцев.

Под 1213 годом та же Ипатьевская летопись сообщает об отобрании Даниилом Романовичем, князем галицким, пограничных с поляками русских городов, покоренных перед тем польским королем Лешком Казимир о вичем. Даниил «еха с братом и прия Берестий, и Угровеск, и Верещин, и Столпье, Комов и всю украину». Не может быть сомнения, что украина значит здесь: пограничная от поляков область Руси. Таким образом, в приведенных местах Ипатьевской летописи имеем два пограничья тогдашней Руси: на востоке — от половцев — и на западе — от поляков.

Но вот место Ипатьевской летописи (1189 год), где говорится уже о границах Галицкого княжества: Ростислав Берладник «еха ис Смоленьска вборзе; и приехавшю же ему ко украине Галичькой, и взя два города Галичькыи, и оттоле поиде к Галичю». Аналогичное употребление слова украина находим и в Первой Псковской летописи: «И пришед тайно, и взяша с украины неколико псковских сел» (1271 год); «И посем Андрей с Полочаны из своея украины пригнавше, без вести повоевавше неколико сел Вороном-ской волости» (1348 год).

От существительного украина — пограничье — прилагательное украинный — пограничный; житель пограничья — украинянин или украинник. Например: «Приказали есьмо своим украинным князем... и иным своим князем и наместником и волостелем и всем своим украинником» (1503 год). «И почаша Ляхов воевати около Холма; и не взяша нячто же; избегли бо ся бяхуть в город, зане весть бяхуть подали им Ляхове украиняне» — то есть русские жители окрестностей Холма, предупрежденные живущими на пограничье поляками о наступлении польского войска, сбежались в Холм и, таким образом, избежали плена (Ипатьевская летопись, 1268 год).

Пересматривая сборники русских и польских актов за XV, XVI и XVII века, мы можем найти сотни примеров употребления приведенных слов в указанном смысле. В Московском государстве существовали украины (пограничья) мещерские, мордовские, рязанские, тульские, смоленские, литовские. Великий князь Василий Иванович, например, пишет: «Наш недруг Жигимонт, король польский, послал войско к украинному пригородку к Одочке, а наши воеводы ноугородцкие с ноутородцкими людьми стояли в нашем украинном городе на Луках на Великих, оберегали наших украин» (1517 год). Особенно часто слово Украина употребляется в смысле границы Московского государства с татарской степью.

Литовский великий князь Александр пишет валашскому воеводе Степану IV: «И тымы разы, аж Бог даст, подближаемся там под украины к тым нашим панством и оттут, даст Бог, выправим и шлем до Тебе нашых послов» (1496 год).

В Польше были свои украины-пограничья. Очень часто там, где можно бы ожидать слова украина, стоят уграниче или пограниче, что ясно показывает значение слова. Стефан Баторий рассылает универсалы: «Всем вообще и каждому в отдельности старостам, подстаростам, державцам, князьям, панам и рыцарству, на краине русской, киевской, волынской, подольской и брацлавской живущим» или: «Всем вообще и каждому в отдельности из старост наших украинных» (1578—1580 годы).

У Стрыйковского находим следующие места: «Альбрехт, племянник королевский, причинил убытки на украине Польской и Жмудской земли»; «Деньги были выдаваемы из казны конным и пешим ротмистрам на украине московской и татарской». Речь идет о пограничье между Польской и Жмудской землей и о грабежах со стороны Москвы и татар. Иосиф Верещинский, бискуп киевский, озаглавливает свою книгу: «Верный путь к скорейшему и надежнейшему заселению в русских краинах пустынь королевства Польского с точки зрения наиболее действительной обороны всей украинной территории от врагов Святого Креста». В этнографическом отношении Верещинский считает Киев и прилегающее к нему Приднепровье землей русской («Русска земя»), но в тексте книжки часто называет эту страну украиной вследствие ее положения у края польского королевства, на пограничье от татар. В русском языке значение слова украина в смысле пограничья, далекой и опасной пограничной области, держалось до позднейшего времени, в особенности в произведениях народной словесности, как южнорусской, так и севернорусской. В разных вариантах известной песни о Морозенко рисуются такие картины:

Ой, за ричкой за быстрою бъеться Мороз из ордою,

Вин бьеться-рубаеться, вин у тес кохаеться.

В суботоньку проты недили из ордою стався,

А в недилю и роты понедилка в неволю попався.

Ой, вывели Морозенка на Савур-могылу,

Поглядае Морозенко та на свою украину.

Ой, шо своя украина як мак процвитае,

А чужая украина як лыст опадав.

Боны ж його а не были, а не в чверти рубалы.

Ой, тильки з його, з його, молодого, та жывцем сердце взялы.

Прощай, прощай, та Морозенку, ты найславный козаче!

Ой, за тобою, та Морозенку, та вся украина плаче!

Из контекста совершенно ясно, что украина здесь, с одной стороны, русский пограничный край, «святорусский берег», который Морозенко защищал от татар, он кажется Морозенко столь же прекрасным, как цветущий мак; с другой стороны — край татарский, нагоняющий на казака тоску и уныние, как красный осенний день, когда падает с деревьев лист. Конец песни совершенно совпадает с концом летописного рассказа о смерти переяславского князя Владимира Глебовича — там: «О нем же украина много постона», а здесь: «Ой, за тобою, та Морозенку, та вся украина плаче!» Князя жители пограничья оплакивали как защитника от половцев, казака — от татар.

В «Древних российских стихотворениях, собранных Киршею Даниловым», слово украина встречается все в том же значении.

Издалечка, издалеча во чистом поле,

Как далее того на украине,

Как едет, поедет добрый молодец,

Сильный могучь богатырь Добрыня,

А Добрыня, ведь то, братцы,

Никитьевич.

И с ним ведь едет Тороп-слуга.

Второй пример:

В сибирской во украине,

Во даурской стороне,

В даурской стороне —

А на славной на Амур-реке.

Очень любопытно, что великий русский стилист И. С. Тургенев, обладавший особенным чутьем языка, нашел возможным употребить слово «украина» в его исконном, древнем значении. Повесть «Бригадир» начинается так: «Читатель, знакомы ли тебе те небольшие дворянские усадьбы, которыми двадцать пять — тридцать лет тому назад изобиловала наша великорусская украина?»

Тем временем в Польше шел процесс перехода имени украина из нарицательного в собственное. Чуть ли не первый шаг в этом направлении сделал французский инженер Лавассер де Боплан, семнадцать лет пробывший на польской службе в южнорусских степях. Как иностранец, он лишен был, конечно, внутреннего языкового чутья и возможности понимать истинный смысл чуждых ему слов. Воеводства Киевское, Брацлавское и Подольское, слывшие в обиходной польской речи украиной — пограничьем, он объединил в одну страну — L'Ucraine. Он описал ее в сочинении, посвященном королю Яну Казимиру, и изобразил на картах. «Я осмеливаюсь, — пишет он в посвящении, — предложить Вашему Королевскому Величеству описание этой обширной пограничной украины, находящейся между Московией и Трансильванией». Как инженер, Боплан не вникал в исторические и этнографические вопросы и не доискивался, как называлась искони эта страна.

По следам Боплана пошли польские ученые и просто образованные люди, тем более в такую пору, как конец XVII века, когда русско-польский спор склонялся не в пользу поляков. Поляки истерически стремились заглушить русскую стихию в русских людях, «делавшихся волей судеб подданными польского короля». Теперь, когда часть Руси отпала от Польши по «вечному миру» 1686 года и соединилась с единоверцами и единоплеменниками, стремления поляков стали еще настойчивее. Они обрадовались случаю затереть самое имя Малой России в своих пределах и заменить его именем Украины. Мало-помалу это имя прочно прикрепилось к Киевскому воеводству, получившему после 1686 года свой административный центр в Житомире, но продолжало иметь чисто топографическое значение. Сомнений в принадлежности к русской народности жителей Украины еще не возникало в польском обществе. Минуло сто с лишком лет, прошли ужасы гайдамачины, настали разделы Польши — и вот тогда польские ученые заговорили об особой украинской национальности. Им хотелось доказать, что русских нет в границах Погибшей Польши и что Екатерина II напрасно приказала вычеканить на медали в память разделов: «Отторженная возвратах». Берлинский профессор Александр Брюкнер утверждает, что впервые высказал взгляд об отдельности украинцев от русских граф Ян Потоцкий в книге на французском языке, изданной в 1795 году под заглавием: «Очерк исторический и географический Скифии, Сарматии и Славян». Существование украинского народа граф Потоцкий относит к глубокой древности и причисляет к украинцам летописных полян, древлян, тиверцев и северян. Известный основатель Кременецкого лицея Фаддей Чацкий в книжке «О названии краины и возникновении казаков» выводит украинцев от укров, которые были будто бы дикой славянской ордой, пришедшей на Днепр из Заволжья в первые века по Р. X. Выдумки польских ученых проникли на левый берег Днепра, в умы образованных малороссиян, но здесь встретили горячий отпор со стороны автора «Истории русов», появившейся в начале 1800-х годов и приобретшей вскоре чрезвычайную популярность в Малороссии. «С сожалением должно сказать, — пишет он, — внесены некоторые нелепости и клеветы в самые летописи малороссийские, по несчастию, творцами оных — природными русскими, следовавшими по неосторожности бесстыдным и злобным польским и литовским баснословцам. Так, например, в одной ученой историйке выводится на сцену из древней Руси, или нынешней Малой России, новая некая земля при Днепре, называемая тут Украиною, а в ней заводятся польскими королями украинские казаки; а до того будто бы сия земля была пуста и необитаема и казаков в Руси не бывало. Но, видно, господин писатель таковой робкой историйки не бывал нигде из своей школы и не видал в той стране, называемой им Украиною, русских городов, самых древних и, по крайней мере, гораздо старейших от его, королей польских».

К сожалению, голос В. Г. Полетики, предполагаемого автора «Истории русов», скрывшегося под именем архиепископа Георгия Кониского, мало кем был услышан. Польские влияния разными, едва уловимыми путями проникли в чисто русскую общественную жизнь. Сам великий Пушкин поддавался обаянию Мицкевича:

Он между нами жил

Средь племени ему чужого злобы

В душе своей к нам не питал, и мы

Его любили. Мирный, благосклонный,

Он посещал беседы наши. С ним

Делились мы и чистыми мечтами

И песнями (он вдохновен был свыше

И свысока взирал на жизнь)...

Мицкевич мыслил Малую Русь Украиной Польского королевства, гибель которого жгучей скорбью пронизывала патриотическое сердце поэта. Естественно, что и в песнях Пушкина, вылившихся в пору общения его с Мицкевичем, встречаются такие стихи:

Зато завидных женихов

Ей шлет Украина и Россия.

....................................

Украина глухо волновалась.

……………………….

Храня суровость обычайну,

Спокойно ведал он Украину.

.......................................

Стыдясь, отверг венец Украины...

…………………………

О, если б ведала она,

Что уж узнала вся Украина!

…………………………

Но независимой державой

Украине быть уже пора.

…………………………

Тиха украинская ночь.

Теперь приводят эти стихи как доказательство, что Пушкин признавал существование особой страны — Украины — и отдельной от, русской народности — украинской. Но в той же «Полтаве» можно найти и иные стихи:

Пред бунчуком и булавой

Малороссийского владыки.

…………………………..

И Малороссии печальной

Освобождались уж полки.

Выбирая то или другое имя — «Малороссия» или «Украина», — поэт руководствовался главным образом требованиями стихосложения. Сущность его исторического взгляда другая: он любовался той единой могучей Русью, какую выковала историческая ее судьба.

Но в искушеньях долгой кары,

Перетерпев судеб удары,

Окрепла Русь. Так тяжкий млат,

Дробя стекло, кует булат.

В первой четверти XIX века появилась особая «украинская» школа польских ученых и поэтов, давшая чрезвычайно талантливых представителей. К. Свидзинский, М. Грабовский, Э. Руликовский, А. Мальчевский, С. Гощиньский, Б. Залеский и многие другие продолжали развивать начала, заложенные графом Я. Потоцким и Ф. Чацким, и подготовили тот идейный фундамент, на котором создалось здание современного нам украинства. Всеми своими корнями украинская идеология вросла в польскую почву.

Теперь воздух насыщен украинским туманом. Но все-таки глядит отовсюду Малая, исконная Русь, и сияет золотыми куполами Киев. А старый киевлянин М. А. Максимович говорит так: «Никуда не притекает Россия от востока и запада, от севера и полудня своего для молитвы и святых воспоминаний, кроме Киева. Целые тысячи русских, отложив житейское попечение, идут набожно поклониться первым праведникам — святым угодникам Печерской и святой главе равноапостольного просветителя России; идут побывать на тех святых местах, откуда идет русская земля, у той величественной реки, где приняла она святое крещение, на тех горах и удольях, где раскрывалась богатырская юность ее и где древняя жизнь Руси оставила нам нетленные мощи первых поборников нашего православия да живое слово предания — в завете будущего своего величия... И нигде так живо не чувствуешь древнего величия Руси, как в Киеве, глядя на его святые храмы и высоты прекрасные. Источник нашей древней жизни — Киев есть и главное место живейших о ней воспоминаний, главный хранитель нашего прошедшего».

По новейшим диалектологическим исследованиям, русский язык имеет девятнадцать говоров, отличающихся друг от друга и произношением звуков, и словарными особенностями. Повторилось бы столпотворение вавилонское, если бы на основе подбора в каждом из говоров несходного с другими и пополнения недостающего из иностранных языков образовалось девятнадцать литературных языков и девятнадцать местных литератур. Всякая культура сделалась бы невозможной. О неограниченном господстве наречий мечтал только австрославист Копитар, который ненавидел Россию и всегда отзывался о ней резко и несправедливо, не желая ей успехов не только в подвигах военно-политических, но даже в области литературы и науки. Мечты Копитара не сбылись, и жив еще великий и богатый литературный русский язык. А раз жив Киев и жив русский язык, то наши надежды еще не потеряны. Украинский туман должен рассеяться, и русское солнце взойдет!

Андрей Стороженко

Киев, 1918 г.