Альтернатива

Дети переходного возраста часто романтизируют смерть. Многие известные мемуаристы и выдающиеся писатели — авторы автобиографических произведений — вспоминали, как между двенадцатью и восемнадцатью годами представляли свою героическую гибель и рыдающих у гроба родителей и учителей, товарищей и подруг, а также весь честной народ, корящих себя за то, что недостаточно ценили при жизни столь выдающуюся, богатую самыми различными талантами личность.

Эти детские мечты носят в целом конструктивный характер. В отличие от детского же суицидального комплекса, появляющегося у некоторых подростков с неустойчивой психикой в этом же возрасте, любование теоретической собственной смертью вызвано не страхом перед будущим, в котором надо принимать самостоятельные решения и нести за них ответственность (каковой страх и вынуждает некоторых психически неустойчивых подростков прятаться от взрослости в смерть), а стремлением молодого организма к лидерству, подвигам, к славе, являющемуся рудиментарным инстинктом, который базируется на первобытных доцивилизационных архетипах борьбы за доминирование в стае.

С одной стороны, нельзя сказать, что украинцы в качестве отдельных индивидов страдают суицидальным комплексом. Каждый из них не хочет умирать, прячется от ТЦК, бежит за границу, даже сдаваться стали в довольно больших, постоянно растущих количествах (причём целенаправленно, а не потому, что патроны кончились). С другой стороны, украинское общество (как коллектив индивидов) романтизирует смерть. И романтизирует совсем не так, как подростки переходного возраста, как бы со стороны взирающие на собственные воображаемые похороны, чтобы завтра с не меньшим энтузиазмом продолжать жить и бороться с коллегами за место под солнцем.

Украина как государство и украинцы как общество романтизируют реальную смерть, причём бессмысленную, что-то вроде «И как один умрём в борьбе за это», где никто не знает, что такое «это», за которое предстоит умереть. Коллективное отрицание жизни, за которую каждый индивидуально усердно борется. Смерть назло. Как ребёнок, который «назло маме отморожу уши», так и украинцы «назло москалям не будем жить хорошо с ними в дружбе, сдохнем в дерьме, а жить хорошо не будем, пусть москали расстраиваются».

Вот это противоречие — индивидуальное стремление к жизни и благополучию, выгнавшее десятки миллионов граждан Украины в Европу и Россию и коллективное стремление к смерти «назло москалям», которым на самом деле уже давно наплевать на украинские комплексы, — и является убедительнейшим доказательством того, что цели и смыслы, объединяющие украинское общество, являются искусственно привнесёнными.

Есть такое понятие, как психология толпы (в просторечии именуемая стадным инстинктом). Толпа, состоящая из индивидуумов, довлеет над их сознаниями. Самый выдающийся интеллектуал в толпе может внезапно стать зверем, потому что толпе доступны лишь самые простые инстинкты, главный же инстинкт толпы — уничтожить «тех, кто не с нами», кто не толпа. Художники и писатели, актёры и учёные, учителя и врачи, собранные в толпу, моментально становятся стадом питекантропов, отличаясь от последних только внешним видом и одеждой. Стоит их из толпы изъять, они вновь становятся самими собой. Им даже бывает стыдно за своё поведение в толпе, и они не понимают, что на них нашло. Но вновь попадая в толпу, они снова становятся стадом питекантропов.

США не случайно работали с украинцами и другими своими клевретами только как с толпой. Это могла быть маленькая толпа «по интересам» на этапе подготовки, когда людям выдавали грант хоть на кружок вышивания крестиком, хоть на поиск национальных корней в эпоху динозавров. В этот период «избранных», получивших грант на развитие своего хобби, убеждают в том, что не просто так им достался грант, что они соль земли, лучшие, а их хобби — свидетельство их прогрессивности и демократичности. Поэтому демократический Запад, считающий «прогрессорство» своей сверхзадачей, заметил их и поддержал. Теперь их черёд поднять свой народ до своего уровня, привести его в западную цивилизацию, сделать богатым и зажиточным.

Когда эти маленькие толпы по свистку сливаются в большую толпу очередного майдана, они уже «знают», что вокруг них и с ними «весь цивилизованный мир», а против них только «бандиты», «орки», «тупицы» и прочие злостные враги цивилизации, сами не желающие идти вперёд к свободе, просвещению и благополучию и из вредности не пускающие других.

Будучи по сути своей толпой, майдан, поначалу «мирный» и пытающийся объяснить своим противникам, то, что для самой майданной толпы очевидно, в момент становится агрессивным и готовым убивать, как только понимает, что его аргументы не действуют, у противников есть контраргументы и они не собираются вливаться в толпу. Между вполне дружеской беседой и изуверским убийством иногда проходит всего несколько минут.

Потом некоторым из толпы, особенно тем, кто проводит в толпе относительно мало времени, становится стыдно за содеянное, и они начинают искать оправдание. Чтобы они меньше рефлексировали и не задумывались о скрытых механизмах, побудительных причинах своих действий, майдан изначально сакрализируется. Неважно, в толпе ты сейчас или не в толпе, в святости майдана и благостности его идей ты усомниться не имеешь права. Поэтому все жертвы толпы объявляются «врагами майдана» и это объяснение оказывается достаточно убедительным для образованных неглупых и не жестоких людей. Они даже не задумываются, как соотносится их борьба за свободу слова и демократию с тем, что тот, кто не разделяет их ценности, оказывается достоин ужасной смерти без суда и следствия, даже без предъявления обвинения, а по сути, и без вины.

Мы, со стороны наблюдая за жертвами майдана (в том числе раскаявшимися и перешедшими на сторону добра), неоднократно отмечали, что они в точности копируют поведение больных шизофренией. В некоторые периоды это вполне адекватная, нормальная личность, некоторые (хоть это и большая редкость в данной группе) могут быть даже в чём-то талантливыми. Но достаточно неосторожно произнести некие ключевые слова, и перед вами пляшет взбесившееся кровожадное животное, готовое убивать «врагов майдана». Чем глубже человек погружён в майдан, чем искреннее он относится к этому действу, чем дольше находится в окружении таких же верных адептов и чем меньше у него контактов вне майданной тусовки, тем более острый и системный характер принимает раздвоение его личности.

Однако довольно быстро мистер Хайд побеждает, и образ милого доктора Джекилла становится не более чем маской, которую он иногда надевает, чтобы проверить «подозрительных личностей» на верность майдану или втереться в доверие врагам майдана, чтобы их уничтожить.

Впрочем, большая часть майданной толпы всё же больна лёгкой формой шизоидного расстройства. Этим и объясняется то, что в личном качестве они не склонны к суициду, могут вполне нормально здраво рассуждать и выглядят как здоровые люди. Но стоит поймать десять-двадцать уклонистов, одеть их в форму, дать в руки автомат, и их воля оказывается парализована, только огромный стресс в виде упавшей в нескольких метрах полуторатонной бомбы, разорвавшей всех товарищей в клочки и случайно лишь легко контузившей счастливца, возвращает его в нормальное состояние, и он начинает сдаваться.

Заметили, что большинство сдаётся или поодиночке, или относительно малыми группами, в рамках которых легче сговориться, тем более что каждая малая группа имеет своего неформального лидера, а жертвы майдана привыкли следовать за лидером. Подразделения размером с взвод сдаются крайне редко, роты сдавались только наполовину уничтоженными, батальон же (вернее, остатки то ли двух, то ли трёх батальонов) сдались лишь один раз в Мариуполе и то по приказу из Киева.

Чем больше толпа, тем меньше места для индивидуальности.

В общем, противоречие между личностью и тем же человеком как частью толпы — это противоречие между интересами каждого отдельно взятого гражданина Украины, и даже Украины как государства, и навязанного при помощи психологии майданной толпы чувства общности «избранников Запада».

Поэтому Зеленский, вместо того чтобы обороняться под Харьковом и за счёт снижения таким образом потерь пытаться в тылу из обстрелянных частей при помощи западных инструкторов формировать новые резервные соединения, жжёт резервы в наступлении на российские позиции. Уже 2023 год показал, что в наступлении на российскую оборону украинская армия несёт катастрофические потери, не добиваясь даже минимальных территориальных приобретений (не говоря уже о гипотетических оперативных или стратегических успехах). Более того, попытка наступать конкретно под Харьковом для Украины вообще бессмысленна.

Допустим, что Россия отведёт войска с занятых клочков приграничья. В чём успех Зеленского? Ни в чём. Если переброшенные под Харьков резервы увести назад, на авдеевское направление или под Часов Яр, или ещё куда-нибудь, где фронт трещит, ВСУ пятятся и резервы необходимы уже вчера, то российские войска могут вновь зайти на те же позиции или даже улучшить их (переброска же резервов ВСУ туда-сюда займёт время и приведёт к потерям в людях и технике от ударов ВКС).

Если резервы назад не уводить и стеречь ими границу, то какой был смысл в наступлении? Войска ведь не высвободились, а пять-десять сёл (вернее, их остатки) — слишком малый приз для ВСУ за необходимость держать резервы под Харьковом, в то время как они нужны под Донецком.

Но Зеленскому всё равно, что его наступление военного смысла не имеет, является стратегической глупостью. Для него главное, что украинцы гибнут за американские интересы, позволяя ему на очередной встрече требовать новых денег за новую кровь. Причём личный интерес Зеленского уже не в деньгах. Он награбил достаточно, чтобы миллиард в ту или иную сторону не имел существенного значения. Зеленский такой же зомби в майданной толпе. Когда-то он, может быть, и понимал преступность майдана, но, пойдя в украинскую политику, вынужден был признать его святость. Чтобы сохранить власть, доказать толпе, что он «не лох», он вынужден был слиться с толпой. После этого шага принятие «ценностей майдана» неизбежно. Иначе невозможно сохранить психическую устойчивость. Подчёркиваю, не адекватность, не нормальность, а устойчивость, в рамках которой шизофреник, будучи окружённым шизофрениками, проникнутыми одной и той же сверхидеей, чувствует себя в нормальном обществе.

Как я уже писал, понять и принять в качестве нормального такое мировоззрение можно только с позиций постмодерна. Поэтому майдан и находит понимание у постмодернистских маргиналов самых разных стран. И в России ему симпатизировала постмодернистская леволиберальная тусовка, объединённая в своё время в рамках «Другой России». Потом часть маргиналов уехала за рубеж не в силах пережить окончательный разрыв России с постмодернизмом, а часть примкнула к патриотическому движению (некоторые даже искренне), что не отменяет их постмодернистской леволиберальной (в рамках постмодернистского дискурса именуемой также либерал-фашистской) сути. Шизоидное раздвоение личности осталось родовой отметиной сторонников обеих ветвей временно (до следующего майдана) разделившегося постмодернистского движения. Каждый из них в первую очередь часть толпы и лишь затем личность.

Они будут нормальными и милыми собеседниками, специалистами-орнитологами, историками, писателями, патриотическими политиками, ровно до тех пор, пока не зазвучат вновь боевые трубы майдана. Но как только раздастся звук майданной трубы, миллионы милейших докторов Джекиллов покинут библиотеки и лаборатории, невидимой властной рукой влекомые в толпу, превращаясь по пути в отвратительных мистеров Хайдов, готовых убивать и умирать «за майдан», а на деле за США.

Мы в своё время пережили напасть майданной толпы, когда с 1917 года по 1939 год миллионы, чувствуя сопричастность к великому сакральному делу построения светлого будущего, ревели: «Расстрелять как бешеных собак!» в адрес любых, на кого укажет палец владельца майданного шапито. Но те миллионы хотя бы управлялись внутренней силой, которая использовала их, хоть и неэффективно и расточительно, для защиты государственных интересов России, такой, какой она была в прошлом веке.

Опасность же нынешних в том, что дудочка, которая инициирует их стадный инстинкт, находится в руках внешнего игрока, а этот внешний игрок, собирая постмодернистскую майданную массу, накачивает её одной суицидальной идеей — убиться об Россию, «чтобы москалям стало хуже». Толпы, требующие уничтожить нас и нашу страну, готовы за это умирать (по крайней мере пока являются толпой).

Соответственно, работать с ними надо как с личностями. Выделять в них личное индивидуальное и противопоставлять психологию личности психологии толпы, индивидуальную ответственность — коллективному выбору.

Понятно, что большинство уже не вылечишь, их судьба — сгнить в степях Украины, но чем из меньшего количества индивидуумов состоит толпа, тем она слабее, поэтому каждый выигранный нами человек — наша победа. Кроме того, как я уже писал выше, у нас у самих полно людей, заражённых постмодернистской психологией толпы, и мы не знаем в какой момент они отзовутся за зов боевых труб очередного майдана. Их индивидуализация будет одновременно означать их демайданизацию.

Работа сложная, требует аккуратности и точности, виртуозного владения диалектическими инструментами, её замедляет необходимость индивидуального подхода и редкость соответствующих задаче специалистов. Но путь в тысячу ли начинается с первого шага.

Ростислав Ищенко,
специально для alternatio.org