Альтернатива

Чего в нас больше, обезьяны или человека? Наша повседневная жизнь демонстрирует, что быть обезьяной легко и, как правило, очень приятно. Всякая же попытка проявить себя как человека требует значительных усилий и очень часто несёт проблемы, неприятности и даже страдание.

Быть человеком всегда тяжело. Это тяжкая ноша, а для многих – непосильный груз. Прежде всего тяжесть нашей человеческой природы обусловлена её свободой. А поэтому так легко соскользнуть под её, порой невыносимой тяжестью, в обезьянье стадо, где нельзя и не надо быть свободным, где кто-то за тебя думает и решает. Именно свобода – это тот рубеж в каждом из нас, который отделяет человека от животного. И именно на этом рубеже полегла тьма народа, тоскующего о своей человеческой природе.

Свобода неотделима от правды, а правда – от истины. Как там, в Евангелии? «Познаете истину, и истина сделает вас свободными».

Если истина – критерий свободы, а свобода – главное условие человеческой природы, то Украина – страна обезьян.

Для человека, который действительно знает что такое «Украйина», «украйинци», «мова», «украинська культура» и пр. артефакты «свидомизма», господствующие в нашем обществе представления о прошлом, будущем и настоящем кажутся не просто абсурдом, но ярко выраженным клиническим бредом.

Особенно показательным этот бред становится, когда из уст «украйинцив» начинают раздаваться проклятия в адрес всего русского. Эти люди даже не догадываются, что проклинают самих себя.

Особенно смешно выглядят представители «украйинськойи» интеллигенции, когда на каком-нибудь телешоу сидят с умным видом и обсуждают разнообразные фикции, в той или иной степени связанные с массовой галлюцинацией под названием «Украина».

Человек, инфицированный «свидомизмом», прочитав мои рассуждения, либо разразится гневной, захлёбывающейся тирадой вперемешку с проклятиями, либо посчитает автора этих строк наглым и злым лжецом, чьи слова не имеют никакого значения и не достойны внимания.

Это вполне стандартные реакции адептов «свидомизма» на любое сомнение в истинности мифа об «Украйини» и «украйинцях». Но интересна в них не однозначность суждений, дополняющих выраженные или подавленные эмоции, а психологическая основа, на которой зиждется сам «свидомизм», так страстно защищаемый его последователями.

Что наиболее важное для нас в политическом украинстве? Самое важное в политическом украинстве это то, благодаря чему ЛЮДИ ВЕРЯТ ПОСТУЛАТАМ УКРАИНСКОГО «СВИДОМИЗМА» ВОПРЕКИ ОЧЕВИДНЫМ ФАКТАМ, ЕГО ОПРОВЕРГАЮЩИМ.

Если сказать иначе, то наиболее важное для нас то, что заставляет большое количество украинских граждан верить в фикции украинства, несмотря на то, что исторические факты и факты повседневной действительности полностью опровергают эти идеологические фикции.

И как такое вообще может быть, чтобы люди соглашались с ложью, несмотря на то, что она явно противоречит тому, что они знают, видят, чувствуют и слышат?

С точки зрения психологии, в данном феномене нет ничего необычного или из ряда вон выходящего. Человек легко называет белое чёрным, а чёрное белым, если его человеческая природа подавлена чаще всего неосознанной конформностью его обезьяньей/животной природы.

Ещё в начале 50-х годов прошлого века путём психологических экспериментов было продемонстрировано, как легко большая часть людей искренне называет белое чёрным, если белое называет чёрным «БОЛЬШИНСТВО».

На самом деле среди нас очень мало людей, кто способен наперекор мнению большинства или иллюзии большинства называть белое белым, а чёрное чёрным. На самом деле среди нас очень мало людей, способных основываться на собственных суждениях и защищать эти суждения, даже когда все и всё против них.

Впервые это продемонстрировали эксперименты американского психолога Соломона Аша.

В мае 1951 года в сборнике Гарольда Гуетжоу «Группы, лидерство и люди» появилась глава, написанная Соломоном Ашем, которая называлась «Воздействие группового давления на изменения и искажения суждений». В ней и был описан, ставший впоследствии классическим, эксперимент Аша, посвящённый изучению конформности – податливости человека реальному или воображаемому давлению группы, проявляющейся в изменении его поведения и установок в соответствии с первоначально не разделявшейся им позицией большинства.

В этом классическом эксперименте в комнату приглашалось восемь человек, которым необходимо было сравнить три предоставленных им отрезка с эталонным (идентичность одного с ним была очевидной) и сказать, какой из них ему соответствует. Из восьми человек реально испытуемым был лишь один. Все остальные помогали экспериментатору и давали одинаковый, очевидно неверный ответ. В результате эксперимента было обнаружено, что 75% испытуемых хотя бы в одной серии эксперимента повторяли заведомо неверные ответы, которые перед ними высказали остальные члены группы, а 25% систематически следовали групповому «безумию».

Изначально Аш был уверен, что если люди столкнутся с безусловно неверным групповым консенсусом, противоречащим факту, то сохранят свою внутреннюю независимость/свободу, даже если и проявят публичную конформность. Однако это предположение было полностью опровергнуто экспериментами.

Данные эксперименты были связаны с визуальным оцениванием. В каждом опыте одновременно участвовало 7–9 человек. Им предъявляли две карточки, на одной из них были изображены три линии, на других – одна. Испытуемые должны был выбрать из трёх линий ту, которая равна образцу, и по очереди вслух высказать своё мнение. Всего было проведено 18 опытов.

Как уже было сказано, среди участников эксперимента был только один настоящий испытуемый, и он всегда отвечал на вопрос предпоследним. Остальные были помощниками экспериментатора, проинструктированными следующим образом: в 12 опытах (эти опыты были названы «критическими») все они единодушно должны были дать неверный ответ, причём 6 раз они должны были выбрать более длинную линию и 6 раз – более короткую.

Данный эксперимент должен был показать, согласится ли испытуемый во время критических опытов с единодушным неправильным ответом группы или останется самостоятельным, не зависимым от неё и даст правильный ответ?

Перед проведением «критических» опытов Аш провёл контрольные, которые показали, что, выполняя подобное перцептивное задание поодиночке, без всякого давления со стороны группы, испытуемые легко справляются с ним и дают правильный ответ: количество ошибочных ответов было менее 1%.

Во время же «критических» опытов около трети ответов свидетельствовали о конформности испытуемых по отношению к мнению группы. Эта цифра неоднократно подтверждалась на протяжении всего исследования. При этом испытуемые весьма существенно отличались друг от друга. Примерно четверть из них не проявляла никакой склонности к конформности и во всех опытах давала независимые от групп ответы, в то время как примерно такое же количество согласилось с группой в 8 опытах или чаще.

Ещё одна треть испытуемых соглашалась с мнением группы в половине опытов или чаще. Незначительное число испытуемых (6 из 133 человек, вошедших в три экспериментальные группы) согласилось с мнением группы во всех опытах.

Когда эксперименты были завершены, Аш, проинтервьюировав участников, пришёл к выводу, что несогласие с группой смущает людей, они ощущают неуверенность в себе и сомневаются в своей правоте. Испытуемых нервировал и волновал конфликт со своими группами, и они пытались найти этому объяснение; по мере того как расхождение в ответах продолжалось, волнение испытуемых нарастало, они начинали сомневаться в точности своих суждений, и им всё труднее становилось преодолевать соблазн присоединиться к мнению большинства. В конце концов, они начинали смущаться, становились мнительными, чувствовали себя одинокими, и у них появлялся страх перед общественным суждением.

Большинство испытуемых переживали эмоциональный и когнитивный диссонанс, не понимая, кто прав, а кто ошибается, и «конфликт конформности», поскольку у них не было иного выхода, кроме как положиться на то, что они видят, и пойти против группы либо согласиться с ней, хоть она и ошибается.

Различие между «независимыми» и «покладистыми» проявлялось в том, как они справлялись с этим конфликтом конформности.

Среди «независимых» были разные люди: одни твёрдо стояли на своём, другие испытывали эмоциональный дискомфорт, но вели себя так, что их желание сохранить индивидуальность было очевидным; третьи демонстрировали изрядную долю сомнений и напряжение, но были полны решимости давать адекватные ответы.

«Покладистые» тоже руководствовались разными соображениями. Складывалось такое впечатление, что меньшая их часть страдала искажением восприятия, поскольку они клялись, что на самом деле видели именно то, о чём сообщала группа, большая же часть покладистых знала, что видела линии не так, как их видели остальные члены группы, но считали своё восприятие, в отличие от восприятия большинства, неверным. Среди «покладистых» было и немало довольно циничных людей: они не считали, что группа права, но не хотели «высовываться», сознательно не желали демонстрировать своё отличие от других и боялись насмешек со стороны группы, которая могла счесть их «неполноценными».

Интересно то, что когда настоящих испытуемых не просили сообщать свой ответ вслух, а давать его в письменной форме (при этом остальные участники эксперимента давали устные ответы), конформность значительно понизилась и составила не более 12,5% от общего числа ответов в «критических» опытах.

Когда же разница между линиями-образами и линиями-стимулами, с которыми их нужно было сравнивать, уменьшалась, вследствие чего задание перцептивно усложнялось, а правильный ответ становился менее очевидным, конформность усиливалась. Оказалось, что социальная конформность обратно пропорциональна разнице между линией-образцом и линиями-стимулами.

На неё также заметно влияет и нарушение единогласия в группе. Когда один из помощников экспериментатора демонстративно «присоединялся» к испытуемому и начинал давать правильные ответы, отличные от ответов большинства, конформность ответов в критических экспериментах упала до 5,5%. Подобное «освобождающее» влияние партнёра проявлялось даже тогда, когда он начинал давать правильные ответы во второй половине экспериментальной серии, и полностью исчезало, если партнёр, давший правильные ответы в первой половине экспериментальной серии, потом «предавал» наивного испытуемого и переставал это делать.

Эффект «партнёра», или «поддерживающего», тем более поразителен, что по достижении определённой численности группы конформность практически не зависит от неё. Эксперименты показали, что если испытуемому «противостоит» всего лишь один помощник экспериментатора, конформность очень невелика (процент ошибок не превышает 0,33%), если два помощника – 1,53%, если три – 4%, если четыре – 4,2%, а в группе, в которой испытуемому «противостоят» 16 человек, количество неверных ответов равно 3,75%.

Это свидетельствовало о том, что для возникновения конформности гораздо важнее единодушие «оппонентов», чем число участников эксперимента, дающих неверные ответы: важен консенсус, а не численность. Как писал сам Аш, «при прочих равных условиях единое большинство, состоящее из трёх человек, значительно эффективнее большинства, состоящего из восьми человек и имеющего одного девианта» и «наблюдаемые влияния не являются результатом суммации влияний всех членов группы: необходимо понимать, что результаты лишь относительно детерминированы».

Другие результаты Аша убедительно доказывают, что конформность, если речь не идёт о меньшинстве наблюдателей, не подчиняется принципу «всё или ничего», а имеет степени и градации. Испытуемые демонстрируют попытки достичь компромисса с группой. Если группа допускает «среднюю» ошибку, т.е. если она признаёт совпадающей с образцом ту из его линий-стимулов, которые отличаются от него меньше, чем другие линии-стимулы, доступные в этом опыте, все ошибки испытуемых будут средними.

В случае же, когда группа допускает «экстремальную ошибку», количество «средних» ошибок испытуемых (ответов, лежащих между ответом группы и правильным ответом) составляет 20%. Точно так же, если у испытуемого появляется «склонный к компромиссу» и «средним» ошибкам партнёр, который всегда расходится в оценках как с «экстремистски» настроенным большинством, так и с испытуемым, испытуемый допускает ошибки с той же частотой, но примерно 76% его ошибок будут «средними», а в контрольном опыте, в котором испытуемый противостоит «экстремистски» настроенному единогласному большинству, количество «средних» ошибок у него всего лишь 42%. Испытуемый никогда не «отрывается» от группы и, даже двигаясь в этом направлении, стремится найти компромисс.

Также Аш провёл эксперимент, в котором создал ситуацию, противоположную описанной выше, т.е. он заменил своих помощников настоящими испытуемыми; в опытах принимали участие группы, состоящие из 16 испытуемых и одного помощника. При этих условиях испытуемые вели себя совершенно по-другому. Уверенные в своей правоте и в себе, они с насмешкой, удивлением и недоверием взирали на ошибающегося помощника.

Что же так ярко и выпукло показали эксперименты Аша? То, что сохранять свою свободу и независимость, то есть оставаться человеком, а не скатываться на уровень особи обезьяньего стада, где всё решает не собственный разум или нравственность, а безликое «большинство», крайне тяжело. Увы, но, предавая в себе человека, многие из нас сознательно или неосознанно называют белое чёрным, а чёрное белым, прогибаясь перед психологическим давлением «большинства».

Хотя на самом деле для создания глобального эффекта конформности в рамках целой страны наличие реального большинства, утверждающего ложь, даже и не обязательно, его может вполне заменить и меньшинство, которое, используя государство, СМИ и систему образования, создаёт в сознании масс фантом большинства, подавляющий ум и совесть миллионов людей.

Проект «Украина» – это гигантский, двадцатилетний эксперимент Аша над целой страной, в котором ложь стала правдой, рабство превратилось в свободу, глупость объявлена мудростью, преступления – доблестью, а ненависть – любовью.

Андрей Ваджра,

специально для alternatio.org